Схлопывание доткомовского пузыря вызвало самую мягкую рецессию со времен Второй мировой войны, практически не оказав влияния на мировой ВВП. Рецессия 1990–1991 гг . была второй по мягкости. Обрушение рынка в 1987 г., когда индекс Доу–Джонса упал на 22,6 % за один день, и спад 1998 г., когда он упал на 11,5 % за три дня, после того как Россия объявила дефолт по своим внешним долгам, долговременного влияния на ВВП не оказали. Все это позволило многим искушенным инвесторам поверить, что будущие спады окажутся не более серьезными, чем типичная послевоенная рецессия. Еще одна причина заключалась в том, что эпоха «великого успокоения», начавшаяся в 1980-е гг., приучила всех к благодушному отношению к использованию заемных средств. Еще в апреле 2007 г . МВФ утверждал, что «глобальные экономические риски снизились с… сентября 2006 г. …Экономика США в целом держится хорошо… и сигналы из других мест очень обнадеживают». Принципы регулирования банковской деятельности, принятые на международном уровне в соответствии с Базельскими соглашениями, несколько ужесточили требования по нормам достаточности капитала, которые считались достаточными для того, чтобы избежать кризиса. Однако базельские дебаты по поводу новых рамочных подходов к организации глобальной банковской системы, которые получили название «Базель II», в основном шли вокруг того, следует ли оставить требования к банковскому капиталу неизменными или даже сократить их. Кредитами, соответственно, начали злоупотреблять все масштабнее.
Более того, чрезмерное доверие снискали математические модели управления рисками. Одна из парадигм ценообразования, деривативы, пользовалась таким успехом, что трое ее создателей – Гарри Марковиц, Роберт Мертон и Майрон Шоулз – получили Нобелевские премии (получил бы и четвертый, Фишер Блэк, будь он жив). Она пользовалась настолько всеобъемлющим признанием в научных кругах, среди центральных банков и регулирующих органов, что к 2006 г . стала частью основы глобальных стандартов банковско-финансового регулирования, воплощенных в Базеле II. Многие компании, занимавшиеся стоимостным инвестированием, обрабатывали огромные объемы данных в поисках наиболее прибыльных стратегий работы на рынке ценных бумаг , были успешны, поскольку отвращение к риску складывалось постепенно (что и происходило бóльшую часть времени). Однако такая парадигма управления рисками имела фатальный недостаток. В состоянии нараставшей эйфории риск-менеджеры и регуляторы не сумели адекватно оценить масштаб накапливавшихся (поначалу относительно незаметных) негативных факторов риска, которые проявились в результате коллапса Lehman Brothers.
Сложность всех этих финансовых инструментов и самих финансовых рынков только усугубляла ситуацию. Так проявил себя закон непреднамеренных последствий в его самом жестком виде: придуманные для оценки и более эффективного управления рисками, эти инструменты в конце концов радикально эти риски приумножили. В отчаянии от сложности этих математических методов инвестиционные менеджеры передавали значительную часть своей задачи на аутсорсинг «тихим гаваням» в лице кредитно-рейтинговых агентств. Эти агентства имели за плечами десятки лет опыта и благословление со стороны правительства США. Однако фактически их собственные аналитики были не более компетентны в оценке рисков, создаваемых новыми финансовыми инструментами, чем все инвестиционное сообщество в целом.
Алан Гринспен